Сомерсет Моэм. Театр
Содержание:
Страница 1
Страница 2
Страница 3
страница 4
страница 5
страница 6
страница 7
На рождество Том уехал к родителям в Истбурн. У Джулии было два
выступления в "день подарков" [второй день рождества, когда слуги,
посыльные и т.п. получают подарки], поэтому они остались в городе и пошли
в "Савой" на грандиозную встречу Нового года, устроенную Долли де Фриз.
Через несколько дней Роджер отправлялся в Вену. Пока он был в Лондоне,
Джулия почти не видела Тома. Она не расспрашивала Роджера, что они делают,
когда носятся вместе по городу, - не хотела знать; она старалась не думать
и отвлекала свои мысли, отправляясь на одну вечеринку за другой. И с ней
всегда была ее работа. Стоило Джулии войти в театр, как ее боль, ее
унижение, ее ревность утихали. Словно на дне баночки с гримом она находила
другое существо, которое не задевали никакие мирские тревоги. Это давало
Джулии ощущение силы, чувство торжества. Имея под рукой такое прибежище,
она может выдержать все что угодно.
В день отъезда Роджера Том позвонил ей из конторы.
- Ты что-нибудь делаешь сегодня вечером? Не пойти ли нам кутнуть?
- Не могу. Занята.
Это была неправда, но губы сами за нее ответили.
- Да? А как насчет завтра?
Если бы Том выразил разочарование, если бы попросил отменить встречу,
на которую, она сказала, идет, у Джулии достало бы сил порвать с ним без
лишних слов. Его безразличие сразило ее.
- Завтра? Хорошо.
- О'кей. Захвачу тебя из театра после спектакля. Пока.
Джулия была уже готова и ждала его, когда Том вошел к ней в уборную.
Она была в страшной тревоге. Когда Том увидел ее, лицо его озарилось, и не
успела Эви выйти Из комнаты, как он привлек Джулию к себе и пылко
поцеловал.
- Вот так-то лучше, - засмеялся он.
Глядя на него, такого юного, свежего, жизнерадостного, душа нараспашку,
нельзя было поверить, что он причиняет ей жестокие муки. Нельзя было
поверить, что он обманывает ее. Том даже не заметил, что они не виделись
почти две недели. Это было совершенно ясно.
("О боже, если бы я могла послать его ко всем чертям!")
Но Джулия взглянула на него с веселой улыбкой в своих прекрасных
глазах.
- Куда мы идем?
- Я заказал столик у Квэга. У них в программе новый номер. Какой-то
американский фокусник. Говорят - первый класс.
Весь ужин Джулия оживленно болтала. Рассказывала Тому о приемах, на
которых она была, и о театральных вечеринках, на которые не могла не
пойти. Создавалось впечатление, будто они не виделись так долго только
потому, что она, Джулия, была занята. Ее обескураживало то, что он
воспринимал это как должное. Том был рад ей, это не вызывало сомнений; он
с интересом слушал ее рассказы о ее делах и людях, с которыми она
встречалась, но не вызывало сомнения и то, что он нисколько по ней не
скучал. Чтобы увидеть, как Том это примет, Джулия сказала ему, что
получила приглашение поехать с их пьесой на гастроли в Нью-Йорк. Сообщила,
какие ей предлагают условия.
- Но это же чудесно! - воскликнул Том, и глаза его заблестели. - Это же
верняк. Ты ничего не теряешь и можешь заработать кучу денег.
- Да, все так, но мне не очень-то хочется покидать Лондон.
- Почему, ради всего святого? Да я бы на твоем месте ухватился за их
предложение обеими руками. Пьеса уже давно не сходит со сцены, чего
доброго, к пасхе театр совсем перестанут посещать, и если ты хочешь
завоевать Америку, лучшего случая не найдешь.
- Не вижу, почему бы ей не идти все лето. К тому же я не люблю новых
людей. Предпочитаю оставаться с друзьями.
- По-моему, это глупо. Твои друзья прекрасно без тебя проживут. И ты
здорово проведешь время в Нью-Йорке.
Ее звонкий смех звучал вполне убедительно.
- Можно подумать, ты просто мечтаешь от меня избавиться.
- Конечно же, я буду чертовски по тебе скучать. Но ведь мы расстанемся
всего на несколько месяцев. Если бы мне представилась такая возможность,
уж я бы ее не упустил.
Когда они кончили ужинать и швейцар вызвал им такси, Том дал адрес
своей квартиры, словно это разумелось само собой. В такси он обвил рукой
ее талию и поцеловал, и позднее, когда она лежала в его объятиях на
небольшой односпальной кровати, Джулия почувствовала, что вся та боль,
которая терзала ее последние две недели, - недорогая цена за счастливый
покой, наполнивший теперь ее сердце.
Джулия продолжала ходить с Томом в модные рестораны и ночные кабаре.
Если людям нравится думать, что Том ее любовник, пускай, ей это
безразлично. Но все чаще, когда Джулии хотелось куда-нибудь с ним пойти,
Том оказывался занят. Среди ее аристократических друзей распространился
слух, что Том Феннел может дать толковый совет, как сократить подоходный
налог. Денноранты пригласили его на уик-энд в свой загородный дом, и он
встретил там кучу их приятелей, которые были рады воспользоваться его
профессиональными познаниями. Том начал получать приглашения от
неизвестных Джулии персон. Общие знакомые могли сказать ей:
- Вы ведь знаете Тома Феннела? Очень неглуп, правда? Я слышал, он помог
Джиллианам сэкономить на подоходном налоге несколько сот фунтов.
Джулии все это сильно не нравилось. Раньше попасть к кому-нибудь в
гости Том мог только через нее. Похоже, что теперь он вполне способен
обойтись без ее помощи. Том был любезен и скромен, очень хорошо одевался и
всегда имел свежий и аккуратный вид, располагающий к нему людей; к тому же
мог помочь им сберечь деньги. Джулия достаточно хорошо изучила тот мирок,
куда он стремился проникнуть, и понимала, что он скоро создаст себе там
прочное положение. Джулия была не очень высокого мнения о нравственности
женщин, которых он там встретит, и могла назвать не одну титулованную
особу, которая будет рада его подцепить. Единственное, что ее утешало: все
они были скупы - снега зимой не выпросишь. Долли сказала, что он получает
четыреста фунтов в год; на такие деньги в этих кругах не проживешь.
Джулия решительно отказалась от поездки в Америку еще до того, как
говорила об этом с Томом; зрительный зал каждый день был переполнен. Но
вот неожиданно во всех театрах Лондона начался необъяснимый застой -
публика почти совсем перестала их посещать, что немедленно сказалось на
сборах. Похоже, спектакль действительно не продержится дольше пасхи. У них
была в запасе новая пьеса, на которую они возлагали большие надежды.
Называлась она "Нынешние времена", и они намеревались открыть ею осенний
сезон. В ней была великолепная роль для Джулии и то преимущество, что и
Майклу тоже нашлась роль в его амплуа. Такие пьесы не выходят из
репертуара по году. Майклу не очень-то улыбалась мысль ставить ее в мае,
когда впереди лето, но иного выхода, видимо, не было, и он начал подбирать
для нее актерский состав.
Как-то днем во время антракта Эви принесла Джулии записку. Она с
удивлением узнала почерк Роджера.
"Дорогая мама!
Разреши представить тебе мисс Джун Денвер; о которой я тебе говорил. Ей
страшно хочется попасть в "Сиддонс-театр", и она будет счастлива, если ты
возьмешь ее в дублерши даже на самую маленькую роль".
Джулия улыбнулась официальному тону записки; ее позабавило, что ее сын
уже такой взрослый, даже пытается составить протекцию своим подружкам. И
тут она вдруг вспомнила, кто такая эта Джун Денвер. Джун и Джил. Та самая
девица, которая совратила бедного Роджера. Джулия нахмурилась. Любопытно
все же взглянуть на нее.
- Джордж еще не ушел?
Джордж был их привратник. Эви кивнула и открыла дверь.
- Джордж!
Он вошел.
- Та дама, что принесла письмо, сейчас здесь?
- Да, мисс.
- Скажите ей, что я приму ее после спектакля.
В последнем действии Джулия появлялась в вечернем платье с треном;
платье было очень роскошное и выгодно подчеркивало ее прекрасную фигуру. В
темных волосах сверкала бриллиантовая диадема, на руках - бриллиантовые
браслеты. Как и требовалось по роли, поистине величественный вид. Джулия
приняла Джун Денвер сразу же, как закончились вызовы. Она умела в
мгновение ока переходить с подмостков в обычную жизнь, но сейчас без
всякого усилия со своей стороны Джулия продолжала изображать надменную,
холодную, величавую, хотя и учтивую героиню пьесы.
- Я и так заставила вас долго ждать и подумала, что не буду откладывать
нашу встречу, потом переоденусь.
Карминные губы Джулии улыбались улыбкой королевы, ее снисходительный
тон держал на почтительном расстоянии. Она с первого взгляда поняла, что
представляет собой девушка, которая вошла в ее уборную. Молоденькая, с
кукольным личиком и курносым носиком, сильно и не очень-то искусно
накрашенная.
"Ноги слишком коротки, - подумала Джулия, - весьма заурядная девица".
На ней, видимо, было ее парадное платье, и тот же взгляд рассказал о
нем Джулии все.
("Шафтсбери-авеню. Распродажа по сниженным ценам".)
Бедняжка страшно нервничала. Джулия указала ей на стул и предложила
сигарету.
- Спички рядом с вами.
Когда девушка попыталась зажечь спичку, Джулия увидела, что руки у нее
дрожат. Первая сломалась, второй пришлось три раза чиркнуть по коробку,
прежде чем она вспыхнула.
("Если бы Роджер видел ее сейчас! Дешевые румяна, дешевая помада, и до
смерти напугана. Веселая девчушка, так он о ней думал".)
- Вы давно на сцене, мисс... Простите, я забыла ваше имя.
- Джун Денвер. - В горле девушки пересохло, она с трудом могла
говорить. Сигарета ее погасла, и она беспомощно держала ее в руке. - Два
года, - ответила она на вопрос Джулии.
- Сколько вам лет?
- Девятнадцать.
("Врешь. Добрых двадцать два".)
- Вы знакомы с моим сыном?
- Да.
- Он только что окончил Итон. Уехал в Вену изучать немецкий язык.
Конечно, он еще очень молод, но мы с его отцом решили, что ему будет
полезно провести несколько месяцев за границей, прежде чем поступать в
Кембридж. А в каких амплуа вы выступали? Ваша сигарета погасла. Возьмите
другую.
- О, неважно, спасибо. Я играла в провинции. Но мне страшно хочется
играть в Лондоне.
Отчаяние придало ей храбрости, и она произнесла небольшую речь, явно
заготовленную заранее:
- Я невероятно восхищаюсь вами, мисс Лэмберт. Я всегда говорила, что вы
- величайшая актриса английской сцены. Я научилась у вас больше, чем за
все годы, что провела в Королевской академии драматического искусства.
Мечта моей жизни - играть в вашем театре, мисс Лэмберт. Если бы вы смогли
дать мне хоть самую маленькую роль! Это величайший шанс, о котором только
можно мечтать.
- Снимите, пожалуйста, шляпу.
Джун Денвер сняла дешевенькую шляпку и быстрым движением тряхнула
своими коротко стриженными кудряшками.
- Красивые волосы, - сказала Джулия.
Все с той же чуть надменной, но беспредельно приветливой улыбкой,
улыбкой королевы, которую та дарует подданным во время торжественных
процессий, Джулия пристально глядела на Джун. Она ничего не говорила. Она
помнила афоризм Жанны Тэбу: "Не делай паузы, если в этом нет крайней
необходимости, но уж если сделала, тяни ее сколько сможешь". Джулия,
казалось, слышала, как громко бьется сердце девушки, видела, как та
съеживается в своей купленной на распродаже одежде, съеживается в
собственной коже.
- Что навело вас на мысль попросить у моего сына рекомендательное
письмо?
Джун так покраснела, что это было видно даже под румянами, и, прежде
чем ответить, проглотила комок в горле:
- Я встретила его у одного своего приятеля и сказала ему, как я вами
восхищаюсь, а он сказал, что, возможно, у вас найдется что-нибудь для меня
в следующей пьесе.
- Я сейчас перебираю в уме все роли.
- Я и не мечтаю о роли. Если бы я могла быть дублершей... Я хочу
сказать, это дало бы мне возможность посещать репетиции и изучить вашу
технику. Это уже само по себе школа. Все так говорят.
("Дурочка, пытается мне польстить. Словно я сама этого не знаю. А
какого черта я буду ее учить?")
- Очень мило с вашей стороны так на это смотреть. Я самая обыкновенная
женщина, поверьте. Публика так ко мне добра, так добра... Вы - хорошенькая
девушка. И молоденькая. Юность прекрасна. Мы всегда старались предоставить
молодежи возможность себя показать. В конце концов мы не вечны, и мы
считаем своим долгом перед публикой готовить смену, которая займет наше
место, когда придет срок.
Джулия произнесла эти слова своим прекрасно поставленным голосом так
просто, что Джун Денвер воспрянула духом. Ей удалось обвести старуху,
место дублерши у нее в кармане! Том Феннел сказал, если она не будет
дурой, то знакомство с Роджером вполне может к чему-нибудь привести.
- Ну, это случится еще не скоро, мисс Лэмберт, - сказала она, и ее
глазки, хорошенькие темные глазки, засверкали.
("Тут ты права, голубушка, еще как права. Поспорю, сыграю лучше тебя
даже в семьдесят".)
- Я должна подумать. Я еще не знаю, какие дублеры понадобятся нам для
следующей пьесы.
- Поговаривают, что Эвис Крайтон будет играть девушку. Я могла бы
дублировать ее.
Эвис Крайтон. На лице Джулии не дрогнул ни один мускул; никто бы не
догадался, что это имя для нее что-нибудь значит.
- Мой муж упоминал о ней, но еще ничего не решено. Я ее совсем не знаю.
Она талантлива?
- Думаю, что да. Я была вместе с ней в театральной школе.
- И говорят, хорошенькая, как картинка. - Поднявшись, чтобы показать,
что аудиенция окончена, Джулия сбросила с себя королевский вид. Она
изменила тон и в одну секунду стала славной, добродушной актрисой, которая
с радостью окажет дружескую услугу, если это в ее силах. - Ну, милочка,
оставьте мне ваше имя и адрес, и если что-нибудь появится, я вам сообщу.
- Вы не забудете про меня, мисс Лэмберт?
- Нет, милочка, обещаю, что нет. Было так приятно с вам познакомиться.
Вы славная девочка. Найдете сами выход? До свиданья.
"Черта лысого она получит что-нибудь в моем театре, - подумала Джулия,
когда та ушла. - Грязная шлюха, совратить моего сыночка! Бедный ягненочек.
Стыд и срам, да и только; таких надо карать по всей строгости закона".
Снимая свое великолепное платье, Джулия посмотрела в зеркало. Взгляд у
нее был жесткий, губы кривила ироническая усмешка. Она обратилась к своему
отражению:
- И могу сказать тебе, подруга, есть еще один человек, который не будет
у нас играть ни в "Нынешних временах", ни вообще. Это Эвис Крайтон.
Но неделю спустя Майкл упомянул ее имя.
- Послушай, ты слышала о девушке, которую зовут Эвис Крайтон?
- Никогда.
- Говорят, она очень неплоха. Леди и все такое прочее. Ее отец из
военных. Я подумал, не подойдет ли она на роль Онор.
- Как ты о ней узнал?
- От Тома. Он знаком с ней. Говорит, у нее есть талант. Через неделю
будет выступать в воскресном театре. Том считает, что стоит на нее
посмотреть.
- Что ж, пойди и посмотри.
- Я собирался поехать на уик-энд в Сэндуич поиграть в гольф. Тебе очень
не хочется идти? Пьеса наверняка дрянь, но ты сможешь сказать, стоит ли
давать ей читать роль. Том составит тебе компанию.
Сердце Джулии неистово билось.
- Разумеется, я пойду.
В воскресенье она позвонила Тому и пригласила его зайти к ним
перекусить перед театром. Том появился раньше, чем Джулия была готова.
- Я задержалась или ты поспешил? - спросила она, входя в гостиную.
Джулия увидела, что Том с трудом сдерживает нетерпение. Он нервничал и
сидел как на иголках.
- Третий звонок ровно в восемь, - ответил он. - Терпеть не могу
приходить в театр после начала спектакля.
Его возбуждение сказало Джулии все, что она хотела знать. Она не стала
торопиться, когда пила свой коктейль.
- Как зовут актрису, которую мы идем смотреть? - спросила она.
- Эвис Крайтон. Мне страшно хочется услышать твое мнение о ней. Я
думаю, что она - находка. Она знает, что ты сегодня придешь, и страшно
волнуется, но у сказал ей, что для этого нет оснований. Ты сама знаешь,
что такое воскресные спектакли: репетиции наспех и все такое; я сказал ей,
что ты это понимаешь и примешь все в расчет.
В течение обеда Том беспрестанно посматривал на часы. Джулия занимала
его великосветской беседой. Она говорила то на одну тему, то на другую,
хотя Том еле слушал. Как только ему удалось, он опять перевел разговор на
Эвис Крайтон.
- Конечно, я ей об этом и не заикнулся, но, по-моему, она подойдет для
Онор. - Он уже прочел "Нынешние времена", как читал все пьесы, которые
ставились у них в театре, еще до постановки. - Она просто создана для этой
роли. Ей пришлось побороться, чтобы встать на ноги, и, конечно, это для
нее замечательный шанс. Она невероятно тобой восхищается и страшно хочет
сыграть вместе с тобой.
- Ничего удивительного. Это значит - пробыть на сцене не меньше года и
показаться куче антрепренеров.
- Она - очень светлая блондинка; как раз то, что нужно: будет хорошо
оттенять тебя.
- Ну, при помощи перекиси водорода блондинок на сцене хоть пруд пруди.
- Но она - натуральная блондинка.
- Да? Я сегодня получила от Роджера большое письмо. Похоже, он
прекрасно проводит время.
Том сразу потерял интерес к разговору. Поглядел на часы. Когда подали
кофе, Джулия сказала, что его нельзя пить. Она велела сварить другой,
свежий.
- О, Джулия, право, не стоит. Мы опоздаем.
- Какое это имеет значение, даже если мы пропустим несколько минут?
В голосе Тома зазвучало страдание:
- Я обещал, что мы придем вовремя. У нее очень хорошая сцена почти в
самом начале.
- Мне очень жаль, но, не выпив кофе, я идти не могу.
Пока они его ждали, Джулия поддерживала оживленный разговор. Том едва
отвечал и нетерпеливо посматривал на дверь. Когда наконец принесли кофе,
Джулия пила его со сводящей с ума медлительностью. К тому времени, как они
сели в машину, Том был в состоянии холодного бешенства и просидел всю
дорогу с надутой физиономией, не глядя на нее. Джулия была вполне довольна
собой. Они подъехали к театру за две минуты до поднятия занавеса, и когда
Джулия появилась в зале, раздались аплодисменты. Прося извинить ее за
беспокойство, Джулия пробралась на свое место в середине партера. Слабая
улыбка выражала признательность за аплодисменты, которыми публика
приветствовала ее на редкость своевременное появление, а опущенные глаза
скромно отрицали, что они имеют к ней хоть какое-то отношение.
Поднялся занавес, и после короткой вступительной сценки появились две
девушки, одна - очень хорошенькая, и молоденькая, другая - не такая
молоденькая и некрасивая. Через минуту Джулия повернулась к Тому.
- Которая из них Эвис Крайтон - молодая или та, что постарше?
- Молодая.
- Да, конечно же, ты ведь говорил, что она блондинка.
Джулия взглянула на него. Лицо Тома больше не хмурилось, на губах
играла счастливая улыбка. Джулия обратила все внимание на сцену. Эвис
Крайтон была очень хороша собой, с этим не приходилось спорить, с
прелестными золотистыми волосами, выразительными голубыми глазами и
маленьким прямым носиком, но Джулии не нравился такой тип женщин.
"Преснятина, - сказала она себе. - Так, хористочка".
Несколько минут она очень внимательно следила за ее игрой, затем с
легким вздохом откинулась в кресле.
"Абсолютно не умеет играть" - таков был ее приговор.
Когда опустился занавес, Том с жадным интересом повернулся к ней.
Плохого настроения как не бывало.
- Что ты о ней думаешь?
- Хорошенькая, как картинка.
- Это я и сам знаю. Я спрашиваю о ее игре. Ты согласна со мной - она
талантлива?
- Да, у нее есть способности.
- Ты не можешь пойти за кулисы и сказать ей это? Это очень ее
подбодрит.
- Я?
Он просто не понимает, о чем просит. Неслыханно! Она, Джулия Лэмберт,
пойдет за кулисы поздравлять какую-то третьеразрядную актрисочку!
- Я обещал, что приведу тебя после второго акта. Ну же, Джулия, будь
человеком! Это доставит ей такую радость.
("Дурак! Чертов дурак! Хорошо, я и через это пройду".)
- Конечно, если ты думаешь, что это что-нибудь для нее значит, я - с
удовольствием.
После второго акта они прошли через сцену за кулисы, и Том провел
Джулию в уборную Эвис Крайтон. Она делила ее с той некрасивой девушкой, с
которой появилась в первом акте. Том представил их друг другу. Эвис
несколько аффектированно протянула Джулии вялую руку.
- Я так рада познакомиться с вами, мисс Лэмберт. Простите за
беспорядок. Что толку было убирать здесь на какой-то один вечер.
Она отнюдь не нервничала. Напротив, казалась достаточно уверенной в
себе.
"Прошла огонь и воду. Корыстная. Изображает передо мной полковничью
дочь".
- Так любезно с вашей стороны было зайти ко мне. Боюсь, пьеса не очень
интересная, но, когда начинаешь, приходится брать, что дают. Я долго
колебалась, когда мне прислали ее почитать, но мне понравилась роль.
- Ваше исполнение прелестно, - сказала Джулия.
- Вы очень добры! Конечно, если бы было больше репетиций... Вам мне
особенно хотелось показать, что я могу.
- Ну, знаете, я уже не первый год на сцене. Я всегда считала, если у
человека есть талант, он проявит его в любых условиях. Вам не кажется?
- Я понимаю, что вы имеете в виду. Конечно, мне не хватает опыта, я не
отрицаю, но главное - удачный случай. Я чувствую, что могу играть. Только
бы получить роль, которая мне по зубам.
Эвис замолчала, предоставляя Джулии возможность сказать, что в их новой
пьесе есть как раз такая роль, но Джулия продолжала с улыбкой молча
глядеть на нее. Джулию забавляло, что та обращается с ней как жена
сквайра, желающая быть любезной с женой викария.
- Вы давно в театре? - спросила она, наконец. - Странно, что я никогда
о вас не слышала.
- Ну, какое-то время я выступала в ревю, но почувствовала, что впустую
трачу время. Весь прошлый сезон я была в турне. Мне бы не хотелось снова
уезжать из Лондона.
- В Лондоне актеров больше, чем ролей, - сказала Джулия.
- О, без сомнения. Попасть на сцену почти безнадежно, если не имеешь
поддержки. Я слышала, вы скоро ставите новую пьесу.
- Да.
Джулия продолжала улыбаться мало сказать сладко - прямо приторно.
- Если бы для меня нашлась там роль, я была бы счастлива сыграть с
вами. Мне очень жаль, что мистер Госселин не смог сегодня прийти.
- Я расскажу ему о вас.
- Вы правда думаете, что у меня есть шансы? - Сквозь всю ее
самоуверенность, сквозь манеры хозяйки загородного поместья, которую она
решила разыграть, чтобы произвести впечатление на Джулию, проглянула
жгучая тревога. - Ах, если бы вы замолвили за меня словечко!
Джулия кинула на нее задумчивый взгляд.
- Я следую советам мужа чаще, чем он моим, - улыбнулась она.
Когда она выходила из уборной Эвис Крайтон - той пора уже было
переодеваться к третьему акту, - Джулия поймала вопросительный взгляд,
брошенный на Тома, в то время как она прощалась. Джулия была уверена, хотя
не заметила никакого движения, что он чуть качнул головой. Все чувства ее
в тот момент были обострены, и она перевела немой диалог в слова:
"Пойдешь ужинать со мной после спектакля?"
"Нет, будь оно все проклято, не могу. Надо проводить ее домой".
Третий акт Джулия слушала с суровым видом. И вполне естественно - пьеса
была серьезная. Когда спектакль окончился и бледный взволнованный автор
произнес с бесконечными паузами и запинками несколько положенных слов, Том
спросил, где бы ей хотелось поужинать.
- Поедем домой и поговорим, - сказала Джулия. - Если ты голоден, на
кухне наверняка что-нибудь найдется поесть.
- Ты имеешь в виду Стэнхоуп-плейс?
- Да.
- Хорошо.
Джулия почувствовала, что у него отлегло от сердца: он боялся, как бы
она не поехала к нему. В машине Том молчал, и Джулия знала, почему. Она
догадалась, что где-то устраивается вечеринка, на которую идет Эвис
Крайтон, и Тому хочется быть там. Когда они подъехали к дому, там было
темно и тихо. Слуги уже спали. Джулия предложила, чтобы они спустились
вниз, в кухню, и раздобыли себе какой-нибудь еды.
- Я не голоден, но, может быть, ты хочешь есть, - сказал Том. - Выпью
виски с содовой и лягу спать. У меня завтра трудный день в конторе.
- Хорошо, принеси мне тоже в гостиную. Я зажгу свет.
Когда Том вошел, Джулия пудрилась и красила губы перед зеркалом и
перестала только, когда он налил виски и сел. Тогда она обернулась. Том
выглядел таким молодым, таким неправдоподобно прелестным в своем
великолепно сшитом костюме, когда сидел вот так, утонув в большом кресле,
что вся горечь этого вечера, вся жгучая ревность, снедавшая ее последние
дни, внезапно исчезли, растворились в ее страстной любви к нему. Джулия
села на ручку кресла и нежно провела рукой по его волосам. Он отпрянул с
сердитым жестом.
- Не делай этого, - сказал он. - Терпеть не могу, когда мне треплют
волосы.
Словно острый нож вонзился Джулии в сердце. Том еще никогда не говорил
с ней таким тоном. Но она беспечно рассмеялась и, взяв со столика бокал с
виски, которое он ей налил, села в кресло напротив. Его слова и жест были
непроизвольны, Том даже сам слегка смутился. Он не глядел ей в глаза, лицо
снова стало хмурым. Это был решающий момент. Несколько минут они молчали.
Каждый удар сердца причинял Джулии боль. Наконец она заставила себя
заговорить.
- Скажи мне, - сказала, улыбаясь, - ты спал с Эвис Крайтон?
- Конечно, нет! - вскричал он.
- Почему же? Она хорошенькая.
- Она не из таких. Я ее уважаю.
Лицо Джулии не выдало ни одного из охвативших ее чувств. Никто бы не
догадался по ее тону, что речь идет о самом главном для нее - так она
могла бы говорить о падении империй и смерти королей.
- Ты знаешь, что бы я сказала? Я бы сказала, что ты в нее безумно
влюблен.
Том все еще избегал ее взгляда.
- Ты с ней случайно не помолвлен?
- Нет.
Теперь он глядел на нее, но взгляд его был враждебным.
- Ты просил ее выйти за тебя замуж?
- Как я могу?! Я, последняя дрянь!..
Он говорил с таким пылом, что Джулия даже удивилась.
- О чем, ради всего святого, ты болтаешь?
- Зачем играть в прятки? Как я могу предложить руку приличной девушке?
Кто я? Мужчина, живущий на содержании, и - видит бог! - тебе это известно
лучше, чем кому-нибудь другому.
- Не болтай глупостей. Столько шума из-за несчастных нескольких
подарков.
- Мне не следовало их брать. Я с самого начала знал, что это дурно. Все
делалось так постепенно, я и сам не понимал, что происходит, пока не увяз
по самую шею. Мне не по карману жизнь, в которую ты меня втравила. Я не
знал, как выйти из положения. Пришлось взять деньги у тебя.
- Почему бы и нет? В конце концов я очень богата.
- Будь проклято твое богатство!
Том держал в руке бокал с виски и, поддавшись внезапному порыву,
швырнул его в камин. Бокал разбился на мелкие осколки.
- Ну, разбивать счастливый семейный очаг все же не стоит, - улыбнулась
Джулия.
- Прости. Я не хотел. - Том снова кинулся в кресло и отвернулся от нее.
- Я стыжусь самого себя! Потерял к себе всякое уважение. Думаешь, это
приятно?
Джулия промолчала. Она не нашлась, что сказать.
- Казалось вполне естественным помочь тебе, когда ты попал в беду. Для
меня это было удовольствие.
- О, ты поступала всегда с таким тактом! Ты уверила меня, что я чуть ли
не оказываю тебе услугу, когда разрешаю платить мои долги. Ты облегчила
мне возможность стать подлецом.
- Мне очень жаль, если ты так думаешь.
Голос ее зазвучал колко. Джулия начала сердиться.
- Тебе не о чем жалеть. Ты хотела меня, и ты меня купила. Если я
оказался настолько низок, что позволил себя купить, тем хуже для меня.
- И давно ты так чувствуешь?
- С самого начала.
- Это неправда.
Джулия знала, что пробудило в нем угрызения совести - любовь к чистой,
как он полагал, девушке. Бедный дурачок! Неужели он не понимает, что Эвис
Крайтон ляжет в постель хоть со вторым помощником режиссера, если решит,
что тот даст ей роль.
- Если ты влюбился в Эвис Крайтон, почему не сказал мне об этом?
Том поглядел на нее жалкими глазами и ничего не ответил.
- Неужели ты боялся, что я помешаю ей принять участие в нашей новой
пьесе? Ты бы мог уже достаточно хорошо меня знать и понимать, что я не
позволю чувствам мешать делу.
Том не верил своим ушам.
- Что ты имеешь в виду?
- Я думаю, что Эвис - находка. Я собираюсь сказать Майклу, что она нам
вполне подойдет.
- О Джулия, ты - молодчина! Я и не представлял, что ты такая
замечательная женщина!
- Спросил бы меня, я бы тебе сказала.
Том облегченно вздохнул.
- Моя дорогая! Я так к тебе привязан.
- Я знаю, я тоже. С тобой так весело всюду ходить, и ты так великолепно
держишься и одет со вкусом, любая женщина может тобой гордиться. Мне
нравилось с тобой спать, и мне казалось, что тебе тоже нравится со мной
спать, но надо смотреть фактам в лицо: я никогда не была в тебя влюблена,
как и ты - в меня. Я знала, что рано или поздно наша связь должна
кончиться. Ты должен был когда-нибудь влюбиться, и это, естественно,
положило бы всему конец. И теперь это произошло, да?
- Да.
Джулия сама хотела это услышать от него, но боль, которую причинило ей
это короткое слово, была ужасна. Однако она дружелюбно улыбнулась.
- Мы с тобой очень неплохо проводили время, но тебе не кажется, что
пора прикрыть лавочку?
Джулия говорила таким естественным, даже шутливым тоном, что никто не
заподозрил бы, какая невыносимая мука разрывает ей сердце. Она ждала
ответа со страхом, вызывающим дурноту.
- Мне ужасно жаль, Джулия, но я должен вернуть себе чувство
самоуважения. - Том взглянул на нее встревоженными глазами. - Ты не
сердишься на меня?
- За что? За то, что ты перенес свои ветреные чувства с меня на Эвис
Крайтон? - Ее глаза заискрились лукавым смехом. - Конечно, нет, милый. В
конце концов актерской братии ты не изменил.
- Я так благодарен тебе за все, что ты для меня сделала. Не думай, что
нет.
- Полно, малыш, не болтай чепухи. Ничего я не сделала для тебя. -
Джулия поднялась. - Ну, теперь тебе и правда пора ложиться. У тебя завтра
тяжелый день в конторе, а я устала как собака.
У Тома гора с плеч свалилась. И все же что-то скребло у него на сердце,
его озадачивал тон Джулии, такой благожелательный и вместе с тем чуть-чуть
иронический; у него было смутное чувство, будто его оставили в дураках. Он
подошел к Джулии, чтобы поцеловать ее на ночь. Какую-то долю секунды она
колебалась, затем с дружеской улыбкой подставила по очереди обе щеки.
- Ты ведь знаешь дорогу к себе в комнату? - Она прикрыла рот рукой,
чтобы скрыть тщательно продуманный зевок. - Ах, я так хочу спать!
Когда Том вышел, Джулия погасила свет и подошла к окну. Осторожно
посмотрела наружу через занавески. Хлопнула входная дверь, и на улице
появился Том. Оглянулся по сторонам. Джулия догадалась, что он ищет такси.
Видимо, его не было, и Том зашагал пешком по направлению к парку. Она
знала, что он торопится на вечеринку, где была Эвис Крайтон, чтобы
сообщить ей радостные новости. Джулия упала в кресло. Она играла весь
вечер, играла, как никогда, и сейчас чувствовала себя совершенно
измученной. Слезы - слезы, которых на этот раз никто не видел, -
покатились у нее по щекам. Ах, она так несчастна! Лишь одно помогало ей
вынести горе - жгучее презрение, которое она не могла не испытывать к
глупому мальчишке: предпочел ей третьеразрядную актрисочку, которая даже
не представляет, что такое настоящая игра! Это было нелепо. Эвис Крайтон
не знает, куда ей девать руки; да что там, она даже ходить по сцене еще не
умеет.
"Если бы у меня осталось чувство юмора, я бы смеялась до упаду, -
всхлипнула Джулия. - Ничего смешнее я не видела".
Интересно, как поведет себя Том? В конце квартала надо платить за
квартиру. Почти вся мебель принадлежит ей. Вряд ли ему захочется
возвращаться в свою жалкую комнату на Тэвисток-сквер. Джулия подумала, что
при ее помощи Том завел много новых друзей. Он держался с ними умно,
старался быть им полезным; они его не оставят. Но водить Эвис всюду, куда
ей захочется, ему будет не так-то легко. Милая крошка весьма меркантильна,
Джулия не сомневалась, что она и думать о нем забудет, как только его
деньги иссякнут. Надо быть дураком, чтобы попасться на ее удочку. Тоже мне
праведница! Любому ясно, что она использовала его, чтобы получить роль в
"Сиддонс-театре", и, как только добьется своего, выставит его за дверь.
При этой мысли Джулия вздрогнула. Она обещала Тому взять Эвис Крайтон в
"Нынешние времена" потому, что это хорошо вписывалось в мизансцену,
которую она разыгрывала, но она не придала никакого значения своему
обещанию. У нее всегда был в запасе Майкл, чтобы воспротивиться этому.
- Черт подери, она получит эту роль, - громко произнесла Джулия. Она
мстительно засмеялась. - Видит бог, я женщина незлобивая, но всему есть
предел.
Будет так приятно отплатить Тому и Эвис Крайтон той же монетой. Джулия
продолжала сидеть, не зажигая света; она обдумывала, как это лучше
сделать. Однако время от времени она вновь принималась плакать, так как из
глубины подсознания всплывали картины, которые были для нее пыткой. Она
вспоминала стройное, юное тело Тома, прижавшееся к ней, его жаркую наготу,
неповторимый вкус его губ, застенчивую и вместе с тем лукавую улыбку,
запах его кудрявых волос.
"Дура, дура, зачем я не промолчала! Пора мне уже его знать. Это -
очередное увлечение. Оно бы прошло, и он снова вернулся бы ко мне".
Джулия была полумертвой от усталости. Она поднялась к себе в спальню.
Проглотила снотворное. Легла в постель.
Но проснулась она рано, в шесть утра, и принялась думать-о Томе.
Повторила про себя все, что она сказала ему, и все, что он сказал ей. Она
была измучена и несчастна. Утешало ее лишь сознание, что она провела всю
сцену их разрыва с беззаботной веселостью и Том вряд ли мог догадаться,
какую он нанес ей рану.
Весь день Джулия была не в состоянии думать ни о чем другом и сердилась
на себя за то, что она не в силах выкинуть Тома из головы. Ей было бы
легче, если бы она могла поделиться своим горем с другом. Ах, если бы
кто-нибудь ее утешил, сказал, что Том не стоит ее волнений, заверил, что
он безобразно с ней поступил. Как правило, Джулия рассказывала о своих
неприятностях Чарлзу или Долли. Конечно, Чарлз посочувствует ей от всего
сердца, но это будет для него страшным ударом, в конце концов он безумно
любит ее вот уже двадцать лет, и просто жестоко говорить ему, что она
отдала самому заурядному мальчишке сокровище, за которое он, Чарлз,
пожертвовал бы десятью годами жизни. Она была для Чарлза кумиром,
бессердечно с ее стороны свергать этот кумир с пьедестала. Мысль о том,
что Чарлз Тэмерли, такой аристократичный, такой образованный, такой
элегантный, любит ее все с той же преданностью, несомненно, пошла Джулии
на пользу. Долли, конечно, была бы в восторге, если бы Джулия доверилась
ей. Они редко виделись последнее время, но Джулия знала, что стоит ей
позвонить - и Долли мигом прибежит. Долли страшно возмутится и сойдет с
ума от ревности, когда Джулия сама чистосердечно ей во всем признается;
хотя Долли и так подозревает правду. Но она так обрадуется, что все
кончено, она простит. С каким удовольствием они станут костить Тома!
Разумеется, признаваться, что Том дал ей отставку, удовольствие маленькое,
а Долли не проведешь, она и не подумает поверить, если наврать ей, будто
Джулия сама бросила его. Джулии хотелось хорошенько выплакаться, а с какой
стати плакать, если ты своими руками разорвала связь. Для Долли это очко в
ее пользу, при всем ее сочувствии она всего-навсего человек - вполне
естественно, если она порадуется в глубине души, что с Джулии немного
сбили спесь. Долли всегда боготворила ее. Джулия не была намерена
обнаруживать перед ней свое слабое место.
"Похоже, что единственный, к кому я могу сейчас пойти, - Майкл, -
усмехнулась Джулия. - Но, пожалуй, все же не стоит".
Она в точности представила себе, что он скажет:
"Дорогая, право же, это не очень удобно - рассказывать мне такие
истории. Черт подери, ты ставишь меня в крайне неловкое положение. Я льщу
себя мыслью, что достаточно широко смотрю на вещи. Пусть я актер, но в
конечном счете я джентльмен, и... ну... ну, я хочу сказать... я хочу
сказать, это такой дурной тон".
Майкл вернулся домой только днем, и когда он зашел в комнату Джулии,
она отдыхала. Он рассказал, как провел уик-энд и с каким результатом
сыграл в гольф. Играл он очень хорошо, некоторые из его ударов были просто
великолепны, и он описал их во всех подробностях.
- Между прочим, как эта девушка, которую ты ходила смотреть вчера
вечером, ничего? Будет из нее толк?
- Ты знаешь, да. Очень хорошенькая. Ты сразу влюбишься.
- Дорогая, в моем возрасте! А играть она может?
- Она, конечно, неопытна. Но мне кажется, в ней что-то есть.
- Что ж, надо ее вызвать и внимательно к ней присмотреться. Как с ней
связаться?
- У Тома есть ее адрес.
- Пойду ему позвоню.
Майкл снял трубку и набрал номер Тома. Том был дома, и Майкл записал
адрес в блокнот.
Пауза - Том что-то ему говорил.
- Вот оно что, старина... Мне очень жаль это слышать. Да, не повезло.
- В чем дело? - спросила Джулия.
Майкл сделал ей знак молчать.
- Ну, я на тебя нажимать не буду. Не беспокойся. Я уверен, мы сможем
прийти к какому-нибудь соглашению, которое тебя устроит. - Майкл прикрыл
рукой трубку и обернулся к Джулии. - Звать его к обеду?
- Как хочешь.
- Джулия спрашивает, не придешь ли ты к нам пообедать в воскресенье.
Да? Очень жаль. Ну, пока, старина.
Майкл положил трубку.
- У него свидание. Что, молодой негодяй закрутил романчик с этой
девицей?
- Уверяет, что нет. Говорит, что уважает ее. У нее отец полковник.
- О, так она леди?
- Одно не обязательно вытекает из другого, - отозвалась Джулия ледяным
тоном. - О чем вы с ним толковали?
- Том сказал, что ему снизили жалованье. Тяжелые времена. Хочет
отказаться от квартиры. - У Джулии вдруг кольнуло в сердце. - Я сказал
ему, пусть не тревожится. Пусть живет бесплатно до лучших времен.
- Не понимаю этого твоего бескорыстия. В конце концов у вас чисто
деловое соглашение.
- Ну, ему и без того не повезло, а он еще так молод. И знаешь, он нам
полезен: когда не хватает кавалера к обеду, стоит его позвать, и он тут
как тут, и так удобно иметь кого-нибудь под рукой, когда хочется поиграть
в гольф. Каких-то двадцать пять фунтов в квартал.
- Ты - последний человек на свете, от которого я ждала бы, что он
станет раздавать свои деньги направо и налево.
- О, не волнуйся. Что потеряю на одном, выиграю на другом, у разбитого
корыта сидеть не буду.
Пришла массажистка и положила конец разговору. Джулия была рада, что
приближается время идти в театр, - скорее пройдет этот злосчастный день.
Когда она вернется, опять примет снотворное и получит несколько часов
забвения. Ей казалось, что через несколько дней худшее останется позади,
боль притупится; сейчас самое главное - как-то пережить эти дни. Нужно
чем-то отвлечь себя. Вечером она велела дворецкому позвонить Чарлзу
Тэмерли, узнать, не пойдет ли он с ней завтра на ленч к Ритцу.
Во время ленча Чарлз был на редкость мил. По его облику, его манерам
было видно, что он принадлежит совсем к другому миру, и Джулии вдруг стал
омерзителен тот круг, в котором она вращалась из-за Тома весь последний
год. Чарлз говорил о политике, об искусстве, о книгах, и на душу Джулии
снизошел покой. Том был наваждением, пагубным, как оказалось, но она
избавится от него. Ее настроение поднялось. Джулии не хотелось оставаться
одной, она знала, что, если пойдет после ленча домой, все равно не уснет,
поэтому спросила Чарлза, не сведет ли он ее в Национальную галерею. Она не
могла доставить ему большего удовольствия: он любил говорить о картинах и
говорил о них хорошо. Это вернуло их к старым временам, когда Джулия
добилась своего первого успеха в Лондоне и они гуляли вместе в парке или
бродили по музеям. На следующий день у Джулии был дневной спектакль,
назавтра после этого она была куда-то приглашена, но, расставаясь, они с
Чарлзом договорились опять встретиться в пятницу и после ленча пойти в
галерею Тейта.
Несколько дней спустя Майкл сообщил Джулии, что пригласил для участия в
новой пьесе Эвис Крайтон.
- По внешности она прекрасно подходит к роли, в этом нет никаких
сомнений, она будет хорошо оттенять тебя. Беру ее на основании твоих слов.
На следующее утро ей позвонили из цокольного этажа и сказали, что на
проводе мистер Феннел. Джулии показалось, что у нее остановилось сердце.
- Соедините меня с ним.
- Джулия, я хотел тебе сказать: Майкл пригласил Эвис.
- Да, я знаю.
- Он сказал, что берет ее по твоей рекомендации. Ты молодец!
Джулия - сердце ее теперь билось с частотой ста ударов в минуту -
постаралась овладеть своим голосом.
- Ах, не болтай чепухи, - весело засмеялась она. - Я же тебе говорила,
что все будет в порядке.
- Я страшно рад, что все уладилось. Она взяла роль, судя о ней только
по тому, что я ей рассказывал. Обычно она не соглашается, пока не
прочитает всю пьесу.
Хорошо, что он не видел в ту минуту лица Джулии. Ей бы хотелось едко
ответить ему, что, когда они приглашают третьеразрядную актрису, они не
имеют обыкновения давать ей для ознакомления всю пьесу, но вместо этого
она произнесла чуть ли не извиняющимся тоном:
- Ну, я думаю, роль ей понравится. Как по-твоему? Это очень хорошая
роль.
- И знаешь, уж Эвис выжмет из нее все что можно. Я уверен, о ней
заговорят.
Джулия еле дух перевела.
- Это будет чудесно. Я имею в виду, это поможет ей выплыть на
поверхность.
- Да, я тоже ей говорил. Послушай, когда мы встретимся?
- Я тебе позвоню, ладно? Такая досада, у меня куча приглашений на все
эти дни...
- Ты ведь не собираешься бросить меня только потому...
Джулия засмеялась низким, хрипловатым смехом, тем самым смехом, который
так восхищал зрителей.
- Ну, не будь дурачком. О боже, у меня переливается ванна. До свидания,
милый.
Джулия положила трубку. Звук его голоса! Боль в сердце была
невыносимой. Сидя на постели, Джулия качалась от муки взад-вперед.
"Что мне делать? Что мне делать?"
Она надеялась, что сумеет справиться с собой, и вот этот короткий
дурацкий разговор показал, как она ошибалась - она по-прежнему его любит.
Она хочет его. Она тоскует по нем. Она не может без него жить.
"Я никогда себя не переборю", - простонала Джулия.
И снова единственным прибежищем для нее был театр. По иронии судьбы
главная сцена пьесы, в которой она тогда играла, сцена, которой вся пьеса
была обязана своим успехом, изображала расставание любовников. Спору нет,
расставались они из чувства долга, и в пьесе Джулия приносила свою любовь,
свои мечты о счастье и все, что было ей дорого, на алтарь чести. Эта сцена
сразу привлекла Джулию. Она всегда была в ней очень трогательна. А сейчас
Джулия вложила в нее всю муку души; не у героини ее разбивалось сердце,
оно разбивалось на глазах у зрителей у самой Джулии. В жизни она пыталась
подавить страсть, которая - она сама это знала - была смешна и недостойна
ее, она ожесточала себя, чтобы как можно меньше думать о злосчастном
юноше, который вызвал в ней такую бурю; но когда она играла эту сцену,
Джулия отпускала вожжи и давала себе волю. Она была в отчаянии от своей
потери, и та любовь, которую она изливала на партнера, была страстная,
всепоглощающая любовь, которую она по-прежнему испытывала к Тому.
Перспектива пустой жизни, перед которой стояла героиня пьесы, это
перспектива ее собственной жизни. Джулии казалось, что никогда еще она не
играла так великолепно. Хоть это ее утешало.
"Господи, ради того, чтобы так играть, стоит и помучиться".
Никогда еще она до такой степени не вкладывала в роль самое себя.
Однажды вечером, неделю или две спустя, когда Джулия вернулась после
конца спектакля в уборную, вымотанная столь бурным проявлением чувств, но
торжествующая, так как вызывали ее без конца, она неожиданно обнаружила у
себя Майкла.
- Привет. Ты был в зале?
- Да.
- Но ты же был в театре несколько дней назад.
- Да, я смотрю спектакль с начала до конца вот уже четвертый вечер
подряд.
Джулия принялась раздеваться. Майкл поднялся с кресла и стал шагать
взад-вперед по комнате. Джулия взглянула на него: он хмурился.
- В чем дело?
- Это я и хотел бы узнать.
Джулия вздрогнула. У нее пронеслась мысль, что он опять услышал
какие-нибудь разговоры о Томе.
- Куда запропастилась Эви, черт ее подери? - спросила она.
- Я попросил ее выйти. Я хочу тебе кое-что сказать, Джулия. И не
устраивай мне истерики. Тебе придется выслушать меня.
У Джулии побежали по спине мурашки.
- Ну ладно, выкладывай.
- До меня кое-что дошло, и я решил сам разобраться, что происходит.
Сперва я думал, что это случайность. Вот почему я молчал, пока
окончательно не убедился. Что с тобой, Джулия?
- Со мной?
- Да. Почему ты так отвратительно играешь?
- Что? - вот уж чего она не ожидала. В ее глазах засверкали молнии. -
Дурак несчастный, да я в жизни не играла лучше!
- Ерунда. Ты играешь чертовски плохо.
Джулия вздохнула с облегчением - слава богу, речь не о Томе, но слова
Майкла были так смехотворны, что, как ни была Джулия сердита, она невольно
рассмеялась.
- Ты просто идиот, ты сам не понимаешь, что городишь. Чего я не знаю об
актерском мастерстве, того и знать не надо. А что знаешь ты? Только то,
чему я тебя научила. Если из тебя и вышел толк, так лишь благодаря мне. В
конце концов, чтобы узнать, каков пудинг, надо его отведать: судят по
результатам. Ты слышал, сколько раз меня сегодня вызывали? За все время,
что идет пьеса, она не имела такого успеха.
- Все это мне известно. Публика - куча ослов. Если ты вопишь, визжишь и
размахиваешь руками, всегда найдутся дураки, которые будут орать до
хрипоты. Так, как играла ты эти последние дни, играют бродячие актеры.
Фальшиво от начала до конца.
- Фальшиво? Но я прочувствовала каждое слово!
- Мне неважно, что ты чувствовала. Ты утрировала, ты переигрывала, не
было момента, чтобы ты звучала убедительно. Такой бездарной игры я не
видел за всю свою жизнь.
- Свинья чертова! Как ты смеешь так со мной говорить?! Сам ты бездарь!
Взмахнув рукой. Джулия закатила ему звонкую пощечину. Майкл улыбнулся.
- Можешь меня бить, можешь меня ругать, можешь вопить, как сумасшедшая,
но факт остается фактом - твоя игра никуда не годится. Я не намерен
начинать репетиции "Нынешних времен", пока ты не придешь в форму.
- Тогда найди кого-нибудь, кто исполнит эту роль лучше меня.
- Не болтай глупости, Джулия. Сам я, возможно, и не очень хороший актер
и никогда этого о себе не думал, но хорошую игру от плохой отличить могу.
И больше того - нет такого, чего бы я не знал о тебе. В субботу я повешу
извещение о том, что мы закрываемся, и хочу, чтобы ты сразу же уехала за
границу. Мы выпустим "Нынешние времена" осенью.
Спокойный, решительный тон Майкла утихомирил Джулию. Действительно,
когда речь шла об ее игре, Майкл знал о ней все.
- Это правда, что я плохо играла?
- Чудовищно.
Джулия задумалась. Она поняла, что произошло. Она не сумела сдержать
свои эмоции, она выражала свои чувства. По спине у Джулии опять побежали
мурашки. Это было серьезно. Разбитое сердце и прочее - все это прекрасно,
но если это отражается на ее искусстве... Нет, нет, нет. Дело принимает
совсем другой оборот! Ее игра важней любого романа на свете.
- Я постараюсь взять себя в руки.
- Что толку насиловать себя? Ты очень устала. Это моя вина. Я давно уже
должен был заставить тебя уехать в отпуск. Тебе необходимо как следует
отдохнуть.
- А как же театр?
- Если мне не удастся сдать помещение, я возобновлю какую-нибудь из
старых пьес, в которых у меня есть роль. Например, "Сердца - козыри". Ты
всегда терпеть ее не могла.
- Все говорят, что сезон будет очень неудачный. От старой пьесы многого
не дождешься. Если я не буду участвовать, ты ничего не заработаешь.
- Неважно. Главное - твое здоровье.
- О боже! - вскричала Джулия. - Не будь так великодушен. Я не могу
этого вынести.
Неожиданно она разразилась бурными рыданиями.
- Любимая!
Майкл обнял ее, усадил на диван, сел рядом. Она отчаянно прильнула к
нему.
- Ты так добр ко мне, Майкл. Я ненавижу себя. Я - скотина, я -
потаскуха, я - чертова сука, я - дрянь до мозга костей!..
- Вполне возможно, - улыбнулся Майкл, - но факт остается фактом: ты
очень хорошая актриса.
- Не представляю, как у тебя хватает на меня терпения. Я так мерзко с
тобой обращаюсь. Ты такой замечательный, а я бессердечно принимаю все твои
жертвы.
- Полно, милая, не говори вещей, о которых сама будешь жалеть. Смотри,
как бы я потом не поставил их тебе в строку.
Нежность Майкла растрогала Джулию, и она горько корила себя за то, что
так плохо относилась к нему все эти годы.
- Слава богу, у меня есть ты. Что бы я без тебя делала?
- Тебе не придется быть без меня.
Майкл крепко ее обнимал, и хотя Джулия все еще всхлипывала, ей стало
полегче.
- Прости, что я так грубо говорила сейчас с тобой.
- Ну что ты, любимая.
- Ты правда думаешь, что я - плохая актриса?
- Дузе в подметки тебе не годится.
- Ты честно так считаешь? Дай мне твой носовой платок. Ты никогда не
видел Сары Бернар?
- Нет.
- Она играла очень аффектированно.
Они посидели немного молча, и постепенно у Джулии стало спокойнее на
душе. Сердце ее захлестнула волна любви к Майклу.
- Ты все еще самый красивый мужчина в Англии, - тихонько проговорила
она наконец. - Никто меня в этом не переубедит.
Она почувствовала, что он втянул живот и выдвинул подбородок, и на этот
раз ей это показалось умилительным.
- Ты прав. Я совершенно вымоталась. У меня ужасное настроение. Меня
словно выпотрошили. Мне действительно надо уехать, только это и поможет
мне.
Джулия была рада, что решила уехать. Возможность оставить позади
терзавшую ее муку помогла ей легче ее переносить. Были повешены афиши о
новом спектакле, Майкл набрал актеров для пьесы, которую он решил
возобновить, и начал репетиции. Джулии было интересно смотреть из первых
рядов партера, как другая актриса репетирует роль, которую раньше играла
она сама. С первого дня, как Джулия пошла на сцену, она не могла без
глубокого волнения сидеть в темном зале на покрытом чехлом кресле и
наблюдать, как актеры постепенно лепят образы своих героев, и сейчас,
после стольких лет, она все еще испытывала тот же трепет. Даже просто
находиться в театре служило ей успокоением. Глядя на репетиции, она
отдыхала и к вечернему спектаклю, когда ей надо было выступать самой, была
вполне свежа. Джулия поняла, что все, сказанное Майклом, верно, и взяла
себя в руки. Отодвинув свои личные переживания на задний план и став
хозяйкой своего персонажа, она опять стала играть с привычной
виртуозностью. Ее игра перестала быть средством, при помощи которого она
давала выход собственному отчаянию, и вновь сделалась проявлением ее
творческого начала. Она добилась прежнего господства над материалом, при
помощи которого выражала себя. Это опьяняло Джулию, давало ей ощущение
могущества и свободы.
Но победа доставалась Джулии нелегко, и вне театра она была апатична и
уныла. Она утратила свою кипучую энергию. Ее обуяло непривычное смирение.
У нее появилось чувство, что ее счастливая пора миновала. Она со вздохом
говорила себе, что больше никому не нужна. Майкл предложил ей поехать в
Вену, да ей и самой хотелось быть поближе к Роджеру, но она покачала
головой:
- Я только помешаю ему.
Джулия боялась, что будет сыну в тягость. Он получает удовольствие от
своей жизни в Вене, зачем стоять у него на пути. Джулии была невыносима
мысль, что он сочтет для себя докучной обязанностью водить ее по разным
местам и время от времени приглашать на обед или ленч. Вполне естественно,
что ему интереснее с ровесниками-друзьями, которых он там завел.
Джулия решила погостить у матери. Миссис Лэмберт - "мадам де Ламбер",
как упорно называл ее Майкл, - уже много лет жила со своей сестрой, мадам
Фаллу, на острове Сен-Мало. Каждый год она проводила несколько дней в
Лондоне у Джулии, но в этом году не приехала, так как у нее было неважно
со здоровьем. Она была уже стара - ей давно перевалило за семьдесят, - и
Джулия знала, что она будет счастлива, если дочь приедет к ней надолго.
Кому в Вене нужна английская актриса? Там она будет никто. А в Сен-Мало
она окажется важной персоной, и двум старушкам доставит большое
удовольствие хвастаться ею перед своими друзьями: "Ma fille, la plus
grande actrice d'Angleterre" [моя дочь, величайшая английская актриса
(франц.)] и прочее.
Бедняжки так стары, жить им осталось совсем недолго, а влачат такое
тоскливое, монотонное существование. Конечно, ей будет смертельно скучно,
но зато какая радость для них! Джулия признавалась себе, что, возможно, на
своем блестящем и триумфальном жизненном пути она несколько пренебрегала
матерью. Теперь она все ей возместит. Она приложит все усилия, чтобы быть
очаровательной. Ее теперешняя нежность к Майклу и не оставляющее ее
чувство, что она многие годы была к нему несправедлива, переполняли ее
искренним раскаянием. Она была эгоистка и деспот, но постарается искупить
свою вину. Ей хотелось принести себя в жертву, и она написала матери, что
обязательно приедет к ней погостить.
Джулия сумела самым естественным образом не встречаться с Томом до
последнего дня. Заключительное представление пьесы, в которой она играла,
было за день до отъезда. Поезд отходил вечером. Том пришел попрощаться с
ней около шести. В доме, кроме Майкла, был Чарлз Тэмерли и несколько
друзей, так что ей даже на минуту не грозило остаться с Томом наедине.
Джулии оказалось совсем нетрудно разговаривать с ним самым непринужденным
тоном. Она боялась, что при взгляде на Тома испытает жгучую муку, но
почувствовала в сердце лишь тупую боль. Время и место отъезда Джулии
хранились в тайне, другими словами - их представитель, поддерживающий
связь с прессой, позвонил всего в несколько газет, и когда Джулия с
Майклом прибыли на вокзал, там было лишь с десяток газетчиков, среди них
три фоторепортера. Джулия сказала им несколько любезных слов. Майкл
добавил к ним еще несколько своих, затем их представитель отвел газетчиков
в сторону и коротко сообщил о дальнейших планах Джулии. Тем временем при
свете блиц-вспышек фоторепортеры запечатлевали Джулию и Майкла: идущих по
перрону под руку, обменивающихся прощальным поцелуем - и последний кадр:
Джулия, наполовину высунувшись из окна вагона, протягивает руку Майклу,
который стоит на перроне.
- Ну и надоела мне вся эта публика, - сказала Джулия. - Никуда от них
не спрячешься.
- Не представляю, как они пронюхали, что ты уезжаешь.
Небольшая толпа, собравшаяся на платформе, стояла на почтительном
расстоянии. Подошел их пресс-представитель и сказал Майклу, что репортерам
хватит материала на целый столбец. Поезд тронулся.
Джулия отказалась взять с собой Эви. У нее было чувство, что ей надо
полностью оторваться от старой жизни, если она хочет вновь обрести былую
безмятежность. Эви будет не ко двору в этом французском доме. Мадам Фаллу,
тетушка Кэрри, выйдя за француза совсем молоденькой девушкой, сейчас, в
старости, с большей легкостью говорила по-французски, чем по-английски.
Она вдовела уже много лет, ее единственный сын был убит во время войны.
Она жила в высоком узком каменном доме на вершине холма, и когда вы
переступали его порог, вас охватывал покой прошлого столетия. За полвека
здесь ничто не изменилось. Гостиная была обставлена гарнитуром в стиле
Людовика XV, стоявшим в чехлах, которые снимались раз в месяц, чтобы
почистить шелковую обивку. Хрустальная люстра была обернута кисеей - не
дай бог мухи засидят. Перед камином стоял экран из искусно расположенных
между двумя стеклами павлиньих перьев. Хотя комнатой никогда не
пользовались, тетушка Кэрри каждый день собственноручно вытирала в ней
пыль. В столовой стены были обшиты деревянными панелями, мебель тоже
стояла в чехлах. На буфете красовались серебряная epergne [ваза для
середины обеденного стола, обычно из нескольких отделений, ярусов
(франц.)], серебряный кофейник, серебряный заварочный чайник и серебряный
поднос. Тетушка Кэрри и мать Джулии, миссис Лэмберт, проводили дни в
длинной узкой комнате с мебелью в стиле ампир. На стенах в овальных рамах
висели писанные маслом портреты тетушки Кэрри, ее покойного мужа,
родителей ее мужа, и пастель, изображающая их убитого сына ребенком. Здесь
стояли их шкатулки для рукоделия, здесь они читали газеты - католическую
"Ла Круа", "Ревю де Де-Монд" и местную ежедневную газету, здесь играли в
домино по вечерам, кроме среды, когда к обеду приходили Abbe [аббат
(франц.)] и Commandant La Garde [майор гвардии (франц.)], отставной
офицер, здесь же они и ели, но когда приехала Джулия, они решили, что
будет удобнее есть в столовой.
Тетушка Кэрри все еще носила траур по мужу и сыну. Лишь в редкие,
особенно теплые дни она снимала небольшую черную шаль, которую сама себе
вывязывала тамбуром. Миссис Лэмберт тоже ходила в черном, но когда к обеду
приходили господин аббат и майор, она накидывала на плечи белую кружевную
шаль, подаренную ей Джулией. После обеда они вчетвером играли в plafond
[плафон - карточная игра (франц.)] со ставкой два су за сотню. Миссис
Лэмберт, много лет прожившая на Джерси и до сих пор ездившая в Лондон,
знала все о большом свете и говорила, что теперь многие играют в
бридж-контракт, но майор возражал, что это годится для американцев, его же
вполне удовлетворяет plafond, а аббат добавлял, что он лично очень
сожалеет о висте, который совсем забыли в последнее время. Ничего не
поделаешь, люди редко бывают довольны тем, что они имеют, им подавай все
новое да новое, и так без конца. Каждое рождество Джулия посылала матери и
тетке дорогие подарки, но они никогда не пускали их в ход. Они с гордостью
показывали подарки приятельницам - все эти чудесные вещи, которые
прибывали из Лондона, - а затем заворачивали в папиросную бумагу и прятали
в шкаф. Джулия предложила матери автомобиль, но та отказалась. Они так
редко и недалеко выходили, что вполне могли проделать свой путь пешком;
шофер станет воровать бензин; если он будет питаться вне дома, это их
разорит, если в доме - выведет из душевного равновесия Аннет. Аннет была
их кухарка, экономка и горничная. Она прослужила у тетушки Кэрри тридцать
пять лет. Черную работу делала ее племянница Анжель; но та была еще
молода, ей не исполнилось и сорока, вряд ли удобно, чтобы в доме все время
находился мужчина.
Джулию поместили в ту же комнату, где она жила девочкой, когда ее
прислали к тетушке Кэрри на воспитание. Это вызвало в ней какое-то
особенно сентиментальное настроение; по правде говоря, несколько минут она
была на грани слез. Но Джулия очень легко втянулась в их образ жизни.
Выйдя замуж, тетушка Кэрри приняла католическую веру, и когда миссис
Лэмберт потеряла мужа и навсегда поселилась в Сен-Мало, она под влиянием
аббата в надлежащее время сделала то же. Обе старые дамы были очень
набожны. Каждое утро они ходили к мессе, а по воскресениям - еще и к
торжественной мессе. Но, кроме церкви, они не бывали почти нигде. Изредка
наносили визит какой-нибудь соседке, которая лишилась одного из своих
близких или, наоборот, отмечала помолвку внучки. Они читали одни и те же
газеты и один и тот же журнал, без конца что-то шили с благотворительной
целью, играли в домино и слушали подаренный им Джулией радиоприемник. Хотя
аббат и майор обедали у них раз в неделю много лет подряд, каждую среду
старушки приходили в страшное волнение. Майор, с присущей военным
прямотой, как они полагали, мог, не колеблясь, сказать, если бы
какое-нибудь блюдо пришлось ему не по вкусу, и даже аббат, хоть и
настоящий святой, имел свои склонности и предубеждения. Например, ему
очень нравилась камбала, но он не желал ее есть, если она не была
поджарена на сливочном масле, а при тех ценах на масло, которые стояли
после войны, это сущее разорение. Утром в среду тетушка Кэрри брала ключи
от винного погреба и собственноручно вынимала бутылку кларета. То, что в
ней оставалось после гостей, они с сестрой приканчивали к концу недели.
Старушки принялись опекать Джулию. Пичкали ее ячменным отваром и
страшно волновались, как бы ее где-нибудь не продуло. По правде говоря,
значительная часть их жизни была занята тем, что они избегали сквозняков.
Они заставляли Джулию лежать на диване и заботливо следили за тем, чтобы
она прикрывала при этом ноги. Они урезонивали Джулию по поводу ее одежды.
Эти шелковые чулки такие тонкие, что сквозь них все видно! А что она носит
под платьем? Тетушка Кэрри не удивится, если узнает, что ничего, кроме
сорочки.
- Она и сорочки не носит, - сказала миссис Лэмберт.
- Что же тогда на ней надето?
- Трусики, - сказала Джулия.
- И, вероятно, soutien-gorge [бюстгальтер (франц.)].
- Конечно, нет, - колко возразила Джулия.
- Значит, племянница, ты совсем голая под платьем?
- Практически - да.
- C'est de la folie [ну, это безумие (франц.)], - воскликнула тетушка
Кэрри.
- C'est vraiment pas raisonnable, ma fille [это действительно
неразумно, дочь моя (франц.)], - согласилась миссис Лэмберт.
- И хоть я не ханжа, - добавила тетушка Кэрри, - я должна сказать, что
это просто неприлично.
Джулия продемонстрировала им все свои наряды, и в Первую же среду после
ее прибытия начался спор по поводу того, что ей надеть к обеду. Тетушка
Кэрри и миссис Лэмберт чуть не поссорились друг с другом. Миссис Лэмберт
считала, что раз Джулия привезла вечерние платья, ей и следует надеть одно
из них, а тетушка Кэрри полагала это вовсе не обязательным.
- Когда я приезжала к тебе в Джерси и к обеду приходили джентльмены,
мне помнится, ты надевала нарядный капот.
- О да, это прекрасно бы подошло.
Обе старые дамы с надеждой посмотрели на Джулию. Она покачала головой.
- Я скорее надену саван.
Тетушка Кэрри носила по средам черное платье с высоким воротничком,
сшитое из тяжелого шелка, и нитку гагата, а миссис Лэмберт - такое же
платье, с белой кружевной шалью и стразовым ожерельем. Майор, низенький
крепыш с лицом как печеное яблоко, седыми волосами, подстриженными en
brosse [бобриком (франц.)], и внушительными усами, выкрашенными в
иссиня-черный цвет, был весьма галантен и, хотя ему давно перевалило за
семьдесят, во время обеда пожимал Джулии под столом ножку, а когда они
выходили из столовой, воспользовался случаем ущипнуть ее за зад.
"Секс эпил", - пробормотала про себя Джулия, с величественным видом
следуя за старыми дамами в гостиную.
Они носились с Джулией не потому, что она была великая актриса, а
потому, что ей нездоровилось и она нуждалась в отдыхе. К своему великому
изумлению, Джулия довольно скоро обнаружила, что они не только не гордятся
ее известностью, а, напротив, стесняются. Куда там хвалиться ею перед
знакомыми - они даже не звали ее с собой, когда наносили визиты. Тетушка
Кэрри привезла из Англии обычай пить в пять часов чай и твердо его
придерживалась. Однажды, вскоре после приезда Джулии, они пригласили к чаю
нескольких дам, и за завтраком миссис Лэмберт обратилась к Джулии со
следующими словами:
- Дорогая моя, у нас в Сен-Мало есть несколько очень хороших
приятельниц, но, понятно, они все еще смотрят на нас, как на чужаков, хотя
мы прожили здесь уже столько лет, и нам не хотелось бы делать ничего, что
показалось бы им эксцентричным. Естественно, мы не просим тебя лгать, но,
если это не будет абсолютно необходимо, тетя Кэрри считает, тебе лучше не
говорить, что ты - актриса.
Джулия была поражена, но чувство юмора восторжествовало, и она чуть не
расхохоталась.
- Если кто-нибудь из наших приятельниц спросит, кто твой муж, сказать,
что он занимается коммерцией, не значит погрешить против истины?
- Ни в коей мере. - Джулия позволила себе улыбнуться.
- Мы, конечно, знаем, что английские актрисы отличаются от французских,
- добавила тетушка Кэрри от доброго сердца. - Почти у каждой французской
актрисы обязательно есть любовник.
- Боже, боже, - сказала Джулия.
Лондонская жизнь - со всеми треволнениями, триумфами и горестями -
отодвинулась далеко-далеко. Скоро Джулия обнаружила, что может с полной
безмятежностью думать о Томе и своей любви к нему. Она поняла, что ранено
было больше ее самолюбие, чем сердце. Каждый день в Сен-Мало был похож на
другой. Единственное, что заставляло ее вспоминать Лондон, были
прибывающие по понедельникам воскресные газеты. Джулия забирала всю пачку
и читала их до самого вечера. В этот день у нее было немного тревожно на
душе. Она уходила на крепостные валы и глядела на острова, усеивающие
залив. Серые облака заставляли ее тосковать по серому небу Англии. Но к
утру вторника она вновь погружалась в покой провинциальной жизни. Джулия
много читала: романы, английские и французские, которые покупала в местном
магазине, и своего любимого Верлена. В его стихах была нежная меланхолия,
которая, казалось ей, подходит к этому серому бретонскому городку,
печальным старым каменным домам и тихим, крутым, извилистым улочкам.
Мирные привычки двух старых дам, рутина их бедной событиями жизни,
безмятежная болтовня возбуждали в Джулии жалость. Ничего не случалось с
ними за долгие годы, ничего уже не случится до самой их смерти, и как мало
значило их существование! Самое странное, что они вполне им удовлетворены.
Им была неведома злоба, неведома зависть. Они достигли свободы от
общественных уз, которую Джулия ощущала, стоя у рампы и кланяясь в ответ
на аплодисменты восторженной публики. Иногда ей казалось, что эта свобода
- самое драгоценное из всего, чем она обладает. В ней она была рождена
гордостью, в них - смирением. В обоих случаях она давала один неоценимый
результат: независимость духа, только у них она была более надежной. От
Майкла приходили раз в неделю короткие деловые письма, где он сообщал,
каковы сборы и как он готовится к постановке следующей пьесы, но Чарлз
Тэмерли писал каждый день. Он передавал Джулии все светские новости,
рассказывал своим очаровательным культурным языком о картинах, которые
видел, и книгах, которые прочел. Его письма были полны нежных иносказаний
и шутливой эрудиции. Он философствовал без педантизма. Он писал, что
обожает ее. Это были самые прекрасные любовные письма, какие Джулия
получала в жизни, и ради будущих поколений она решила их сохранить.
Возможно, когда-нибудь кто-нибудь их опубликует, и люди станут ходить в
Национальную галерею, чтобы посмотреть на ее портрет, тот, что написал
Мак-Эвой [Мак-Эвой (1878-1927) - английский портретист], и со вздохом
вспоминать о романтической любовной истории, героиней которой была она.
Чарлз удивительно поддержал ее в первые две недели ее утраты, Джулия не
представляла, что бы она делала без него. Он всегда был к ее услугам. Его
беседа, унося Джулию совсем в иной мир, успокаивала ей нервы. Душа Джулии
была замарана грязью, и она отмывалась в чистом источнике его духа. Какой
покой снисходил на нее, когда она бродила с Чарлзом по картинным
галереям... У Джулии имелись все основания быть ему благодарной. Она
думала о долгих годах его поклонения. Он ждал ее вот уже двадцать с лишним
лет. Она была не очень-то к нему благосклонна. Обладание ею дало бы ему
такое счастье, а от нее, право, ничего не убудет. Почему она так долго
отказывала ему? Возможно, потому, что он был беспредельно ей предан, его
самозабвенная любовь - так почтительна и робка; возможно, только потому,
что ей хотелось сохранить в его уме тот идеал, который сам он создал
столько лет назад. Право, это глупо, а она - просто эгоистка. Джулию
охватил возвышенный восторг при мелькнувшей у нее внезапно мысли, что
теперь наконец она сможет вознаградить его за всю его нежность,
бескорыстие и постоянство. Джулией все еще владело вызванное в ней
добротой Майкла чувство, что она его недостойна, все еще мучало раскаяние
за то, что все эти годы она была нетерпима по отношению к нему. Желание
пожертвовать собой, с которым она покидала Англию, по-прежнему горело в ее
груди ярким пламенем. Джулия подумала, что Чарлз - отличный объект для его
осуществления. Она засмеялась, ласково и участливо, представив, как он
будет поражен, когда поймет ее намерение; в первый миг он просто не
поверит себе, но потом - какое блаженство, какой экстаз! Любовь, которую
он сдерживал столько лет, прорвет все преграды и затопит ее мощным
потоком. Сердце Джулии переполнилось при мысли о его бесконечной
благодарности. И все же ему будет трудно поверить, что фортуна наконец
улыбнулась ему; когда все останется позади и она будет лежать в его
объятиях, она прижмется к нему и нежно шепнет: "Стоило ждать столько лет?"
- "Ты, как Елена, дала мне бессмертье поцелуем" [перефразированная строка
из "Трагической истории доктора Фауста" К.Марло: "Елена, дай бессмертье
поцелуем"]. Разве неудивительно даровать своему ближнему столько счастья?
"Я напишу ему перед самым отъездом из Сен-Мало", - решила Джулия.
Весна перешла в лето, и к концу июля наступило время ехать в Париж,
надо было позаботиться о своих туалетах. Майкл хотел открыть сезон в
первых числах сентября, и репетиции новой пьесы должны были начаться в
августе. Джулия взяла пьесу с собой в Сен-Мало, намереваясь на досуге
выучить роль, но та обстановка, в которой она жила, сделала это
невозможным. Времени у нее было предостаточно, но в этом сером, суровом,
хотя и уютном городке, в постоянном общении с двумя старыми дамами,
интересы которых ограничивались приходскими и домашними делами, пьеса, как
ни была хороша, не могла увлечь Джулию.
"Мне давно пора возвращаться, - сказала она себе. - Что будет, если я в
результате решу, что театр не стоит всего того шума, который вокруг него
поднимают?"
Джулия распрощалась с матерью и тетушкой Кэрри. Они были очень к ней
добры, но она подозревала, что они не будут слишком сожалеть об ее
отъезде, который позволит им вернуться к привычной жизни. К тому же они
успокоятся, что им больше не будет грозить эксцентричная выходка, которую
всегда можно ожидать от актрисы, не надо будет больше опасаться
неблагосклонных комментариев дам Сен-Мало.
Джулия приехала в Париж днем и, когда ее провели в апартаменты в отеле
"Ритц", удовлетворенно вздохнула. Какое удовольствие опять окунуться в
роскошь! Несколько "друзей прислали ей цветы. Джулия приняла ванну и
переоделась. Чарли Деверил, всегда шивший для нее и уже давно ставший ее
другом, зашел, чтобы повести ее обедать в "Буа".
- Я чудесно провела время, - сказала ему Джулия, - и, конечно, мой
приезд доставил большую радость старым дамам, но у меня появилось
ощущение, что еще один день - и я умру со скуки.
Поездка по Елисейским полям в этот прелестный вечер наполнила ее
восторгом. Как приятно было вдыхать запах бензина! Автомобили, такси,
звуки клаксонов, каштаны, уличные огни, толпа, снующая по тротуарам и
сидящая за столиками у кафе, - что может быть чудесней? А когда они вошли
в "Шато де Мадрид", где было так весело, так цивилизованно и так дорого,
как приятно было снова увидеть элегантных, умело подкрашенных женщин и
загорелых мужчин в смокингах.
- Я чувствую себя, как королева, вернувшаяся из изгнания.
Джулия провела в Париже несколько счастливых дней, выбирая себе туалеты
и делая первые примерки. Она наслаждалась каждой минутой. Однако она была
женщина с характером и когда принимала решение, выполняла его. Прежде чем
уехать в Лондон, она послала Чарлзу коротенькое письмецо. Он был в Гудвуде
и Каузе и должен был задержаться на сутки в Лондоне по пути в Зальцбург.
"Чарлз, милый.
Как замечательно, что я скоро вас снова увижу. В среду я буду свободна.
Пообедаем вместе. Вы все еще любите меня?
Ваша Джулия".
Опуская конверт в ящик, она пробормотала: "Bis dat qui cito dat" ["Кто
скоро даст, тот дважды даст" (лат.) - изречение Сенеки]. Это была избитая
латинская цитата, которую всегда произносил Майкл, когда в ответ на
просьбу о пожертвовании на благотворительные цели посылал с обратной же
почтой ровно половину той суммы, которую от него ждали.
